Плата за мир: В халате

Никита с Миронычем едут к Вадику. Предыдущую главу читайте здесь.

Глава 14. В халате

Едва с меня смылись последние капли самодельного «мумиё» — Мироныч заторопил со сборами. На самое интересное, мол, времени не останется.

Уже выходя из бани я заметил, как Андрей поставил на липовый полок маленькое блюдечко с мёдом и сушками. И не смог удержаться от ехидного замечания:

— Банника ржаным хлебом с солью умасливать полагается!

Мироныч, не поворачиваясь, ответил:

— А у нас банник — сластёна. Нужен в бане порядок — мёдом угости.

— Ты это серьёзно сейчас? — опешил я.

— Абсолютно. Будет случай — мы с ним вместе пообщаемся. А сейчас бегом в дом, пожевали и покатились.

Наскоро поев, мы собрались и спустились в гараж по внутренней лестнице дома. Андрей щёлкнул обыкновенным выключателем на стене, и решётчатые полы плавно поднялись на петлях, закрывая собой входы из соседних комнат наподобие перил. Я невольно залюбовался такой механикой, но Мироныч снова заторопил, дескать, позже насмотришься.

— Готовь мот, а я пока в гардеробе пошуршу, — буркнул он и скрылся в нише. Минутой позже, уже в танкистском шлеме и с каким-то пакетом в руке, Андрей появился возле байка. Вид у него был — комичнее некуда, но, глядя в его глаза, желание пошутить не появлялось вовсе. Что-то грустно-торжественное и вместе с тем до зубовного скрежета серьёзное отталкивало любую мысль съюморить.

— На, вот, в рюкзак возьми, в кофр это не влезет, — с этими словами он протянул мне пакет.

— Без сюрпризов? — опасливо косясь на неведомую кладь спросил я.

— Как же без сюрпризов-то? Но всё разрешено к ношению в общественном месте.

— Тогда давай.

Вытряхнув в угол гаража все свои вчерашние «железки» с пожитками, я надел рюкзак лямками назад. Пакет еле влез, неуютно оттянув меня вперёд, а Мироныч уселся за спиной.

— Освоился с байком?

— Добрый конь, справный. Давно уже договорились.

— Из дома будешь ехать — экип надень, хватит мясо по дороге натирать. Или не наломался?

Я ухмыльнулся:

— Батя мне также говорит.

— Правильно говорит. Готов? Покатились!

Рыкнув движком мотоцикл шустро припустил по дуге к светлому пятну на выезде из гаража, и уже через десять минут мы подъезжали к районной больнице.

Стационар находился по соседству с поликлиникой, в которой работала Иванна. Появился зуд заглянуть и в поликлинику. Но где искать Иванку я не знал, а лишнего времени, по заверениям Андрея, у нас не было совсем. Пришлось не отвлекаться.

С недавних пор вид больницы на меня навевал тоску, да и смотреть-то особо было не на что. То, что сегодня я был посетителем, а не пациентом, утешало слабо.

Два простых корпуса из белого кирпича стояли немного на отшибе, зато вид из окон был прямо на лес. Время уже дунуло на стены трещинами, облупило краску по углам, кое-где прямо под крышей проросли мелкие деревца. Но, в целом, корпуса были не просто обитаемы — в них честно и без пафоса спасали жизни.

Взяв два видавших виды белых халата в гардеробе, я подошёл к окошку администратора, где Андрей выяснял номер палаты.

— Да, Вадим Николаевич Голуб. Двадцать два. Из реанимации недавно перевели.

— Вы ему родственники, что ли? — скрипучим голосом спросила женщина из окна.

— Почти… долг отдать пришли. Сами понимаете, болеть нынче дорого. Думаю нам он, как родственникам обрадуется. Если не больше.

— Триста пятая палата, третий этаж.

Поднимаясь по лестничному маршу, крашеному синим, я не выдержал:

— Мы ему правда деньги привезли?

— Привезли бы, если бы они были.

— Тогда зачем мы здесь?

— Чтобы ты по-настоящему понял цену человеческой жизни. Тебе ж в голову вколачивали, что она ничего не стоит, когда учили её отнимать?

— Ты что, опять в моём прошлом покопался?

— Надобности не было, тут и простого наблюдения достаточно. Видно, как ты себя с другими ведёшь. Впрочем и свою жизнь ни во что не ставишь. Но, как бы кому ни хотелось — забирать её у людей нам права не давали.

— Кто не давал? И кому «нам»?

— Мироздание. Людям. Я от тебя вопроса ждал о той звезде, что ты в Нави видел. Да, видно, не всё тебе приметить удаётся. Мы на Земле не венец творения, скорее —  колонисты, хоть и достаточно древние. И законы у общества сейчас намного примитивнее тех, которые были, когда мы только начинали обживать эту планету. Всё до заповедей свели, да и те не соблюдаются.  Что делать — дичаем.

— Вот сейчас совсем не понял! Разве человек не от обезьяны произошёл?

— Правильнее говорить «обезьяна произошла от одичавшего человека». От прошлых волн переселенцев из космоса. Жить по-человечески не хотела — вот и произошла.

— То есть, мы всё ещё держимся?

— Какое там! Почти докатились до нового вида дикарей. Сам посуди: думают головой — единицы, остальным проще другому на слово поверить. И чужой цитатой лень прикрыть, как срам листочком.

К знаниям тянуться стало не модно, не то, что к деньгам. Много чего купить сейчас можно: дипломы, звания, комфорт и уважение. Вот только всё это — иллюзия, в которую люди хотят поверить.

То, что бумаги и титулы, которым ты не соответствуешь, ничего и не стоят, знает каждый. Просто всем удобнее делать вид, что никто этого не знает.

— И что делать-то?

— Учиться для знаний, а не для статуса. Своё место в Мире найти, другим помочь сориентироваться. Пользу приносить. Каждому своя дорога положена, и ноша по себе, и жизнь по ноше. Да кто её своими глазами видит-то?

— Так, а почему в больницу припёрлись? Дома не объяснил бы?

— Вот, ты занудствовать мастер! Сам же сказал, что ко мне за знаниями пришёл, вот и впитывай. Кое что тебе своими глазами увидеть надо. Такое не расскажешь. Открывай, мы на месте.

Крашенная дверь подалась со вторым рывком и в нос ударил знакомый запах жженого пера.

Теперь я дрался на асфальте с каким-то коренастым парнем. Шире меня в плечах, он то и дело хватался за короткую монтировку и норовил меня ей достать. Но в момент замаха прут как-то странно менял траекторию, выскальзывал из руки и падал ему под ноги. Чёрные джинсы были прилично длиннее его ног, а подвороты настолько заляпаны грязью, что казалось, будто он долго шёл пешком по распутице.

Левая рука у коренастого хлёстко «выстреливала» под дых. Я уже два раза хватал воздух сдавленной грудью, и только перекатом уходил от добивающего второго. Что и говорить, бой был запоминающийся.

Наконец, извернувшись под руку, я достал его коротким хуком в подбородок. Выпучив глаза парень стал заваливаться вперед и влево. И только тут я заметил, что на его правой руке не хватает безымянного и мизинца. Вот отчего железка скользила и ударить ей не получалось!

Я попытался, было, рассмотреть обидчика повнимательнее. Но «картинка» происходящего вдруг поплыла двойным контуром и растаяла в фокусе реальности.

На койке у окна в пустой палате сидел Вадим. Повязка на голове была намотана почти так же, как это сделала Иванна, но челюсти друг к дружке подтянули какими-то резинками. От этого лицо Вадима, и в здоровом виде дружелюбием не пылавшее, застыло в каком-то жутком зверином оскале. Остальные три койки в комнате пустовали, из-за чего казалось, что мы не в палате, а в каком-то чуланчике для ненужных вещей.

— Привет, Вадик!, — буднично сказал Мироныч.

— Что! Злорадствовать пришёл?, — выплюнул через сжатые зубы иванкин воздыхатель. — Уходи, я заяву уже подписал, с лейтенантом поговорил. Остальное никого не касается.

— Не пузырись. Парень ты горячий, это весь посёлок знает, но мы с Никитой тебе помочь пришли.

— Кстати, да — почему этот, вьючный, здесь?, — кивнул на меня Вадим.

— Посмотреть на тебя днём. Заодно и познакомиться поближе. Никита — мой друг. Вы с ним уже виделись, ты его ещё убить обещал, помнишь?

— Не очень, но раз обещал — убью.

— Про это мы потом, наедине поговорим. Мне тут по логистике спросить нужно. Ты ж из города мебель вёз. А откуда ящики с коньяком в кузове нарисовались?

— Кажется, кто-то попутный попросился, смутно всё. Я, вроде, его должен был сегодня с полрейса сдать. Ох ты ж, ё$%^#й свет — вот это посадка на бабки! Коньяк-то дорогущий был.

— Не ной, груз уже у заказчика. Как он там оказался, догадываешься?

— Понятия не имею…

— А ты прикинь, кто у вас в АТП спиртным «левачит»?

— Чемеризов Пашка. Магнум тёмно-синий.

— Ну так он-то тебе и вломил за то, что ты его шабашку взял. Кто ж так делает-то?

— Та, я ничего специально не брал. Мне на окружной мужик смуглый сам под колёса выпрыгнул. Чуть не на коленях просил — довези, мол. Не забуду, выручишь — и я выручу. А мне-то что, деньги лёгкие — вот и взял.

— Всем угодил, молодец, кроме Чемеризова. Паша, если ты не в курсе, этому кавказцу решил цену на доставку поднять. А ты весь воспитательный момент сорвал. Ещё и конкурентом себя обозначил.

— Та, какой я ему конкурент. Хоть его, хоть братца возьми — это ж беспредельщики.

— Вадим, — встрял в беседу я. — Это у Пашки на правой руке двух пальцев нет?

— У него, — хмуро подтвердил Вадим. — В детстве патроном оторвало. Юный «кулибин» его на газовой плите погреть решил. Хорошо, хоть отвернулся, а то б и глаз не было. Зато левой приложить может так, что звёзды потом как живые видишь.

— Он у вас тоже горячий?

— Та уж, не малохольный, как некоторые…

— Не задирайся, — осадил забияку Мироныч. — Сам же знаешь, что Никита сильнее, только виду стараешься не показывать.

— Чего вы вообще припёрлись-то, два экстрасенса? Кто вас звал?!

— Дурак один, которому на выезде челюсть сломали и сотрясение мозга организовали. Знаешь такого? И, если бы не Никита, по тебе бы папа Коля уже пирожки заказывал.

— Ну и нафига? Я и ему не нужен, и … да, вообще никому! Живой — мертвый, без разницы.

Знаете же, как меня в посёлке кличут по фамилии? В детстве за «голубка» от меня кто только по зубам не отхватывал. Никому из ровесников спуска не давал, даже старшего Чемеризова в нокаут уложил. И плевать, что он на пару годиков меня старше. Ждал, авторитета во дворе добавится — какое там! Как Пашка прилепил мне эту «погремуху» — голубь, так и приросла. Только Сергей Павлович, иванкин папа, ко мне всегда по-человечески относился, делом и советом помогал. И Иванка никогда не дразнила.

А ещё в армии от подколок передых был, и то из-за ротного, который сам первого «юмориста» на кафель носом положил. Вот там два года человеком себя чувствовал.

Вернулся, как и не уходил — даже хуже… Ещё и с Иванкой не срослось, думал — ждать будет, а ей вон, городского захотелось. Отца вообще не видел, мать в прошлом году похоронил. Так что — зря старались.  Что толку-то?

Такого порыва откровения от Вадика я, признаться, никак не ожидал. Мне раньше думалось, что ему просто драться нравится, сатанеть от ревности или с перепою. А вышло, что обозлился-то он по вполне понятным причинам. И голова у него на месте, даром, что пробитая.

Почему-то очень вспомнился дом, мама с папой… А Мироныч, казалось, даже не заметил изменения риторики.

— Толк-то есть, да растолкан весь. Кстати, помнишь, ты мне на сохранение одну вещицу давал?

— Не помню.

— Ну, увесистую такую, с ручкой деревянной…

— А, ту… ну было дело. Время настало, что ли?

— Забирай, тебе сейчас — нужнее некуда. Знаешь, что с ней делать. Никита, отдавай Вадику «посылку». И на выход, твоё время закончилось. Договорим в другой раз.

Курьер бы из меня точно не вышел. Сгорая от любопытства и чувствуя себя полным идиотом, я отдал свёрток Вадиму.

И только было открыл рот спросить, что же я, собственно, передаю, и какое время вышло, как за спиной раздался знакомый голос:

— Ну, и долго ты прятаться будешь, барбос? Мать извелась совсем.

В проёме двери показалась фигура, которую я и сейчас не спутаю ни с чьей. В халате или в пуховике, в кожаной куртке или в классической «тройке». Как же это не вовремя, неожиданно и… здорово.

— Здравствуй, батя.

— Привет, сын. Выйдем — разговор есть.

Холодная осень ещё не торопилась войти в силу, и солнцу даже удалось чуть-чуть прогреть воздух. Яркий убор деревьев уже заметно поредел, всё чаще сквозь ветви проглядывала сочная синева неба.

— Никит, у тебя всё нормально?

— Да, пап. Как ты, что дома?

— Маме нехорошо. Три дня уже не спит, надумала себе всякого, антидепрессантов наелась, мне много чего наговорила. Тут в гости приезжал Коля Голубь с новостями, сам понимаешь какими. А как я до тебя вчера не дозвонился — решил, съезжу и сам всё узнаю. Можешь со мной домой подскочить, чтобы всех успокоить и обо всём рассказать сам?

— Всех никто успокоить не сможет, пап. И рассказать всего тоже. Но съездить — не вопрос, если это маму утешит — поехали. А потом мне вернуться нужно будет.

— С условием: без защиты на байк не сядешь и телефон новый купишь. Не ёрзай, если хочешь вернуться — мне тоже нужны гарантии. Хотя бы минимальные.

Во дворе больницы, на ворохе осенней листвы, аккурат с мотоциклом стояла наша машина. Отец мельком глянул на байк и спросил нахмурившись:

— Твой?

— Уже его, — вместо меня ответил выходивший из дверей Мироныч.

Представил я их друг другу ещё в палате, хотя, как выяснилось, это было лишним. Оба помнили друг друга с купли-продажи первого мотоцикла, который я угробил. Там же они с отцом перешли на «ты». Андрей попросил пару минут договорить с Вадиком, оттого и догнал нас чуть позже. Батя повернулся к Миронычу:

— Как в прошлый раз?

— Нет, совсем по-другому. Под мою ответственность. Не переживай, Степан, это не надолго. На две недели с небольшим. Вернётся целым.

— Хорошо, но сейчас он едет со мной. Силой держать в городе не буду, вижу всё-равно не удержу. Мотоцикл сам отвезёшь, или мне за вами ехать?

— Сам. Доброго пути. Никита, как дома всё решишь — сразу приезжай, жду. Про время не забывай.

Сидя в машине я обдумывал услышанное:

Странно, но отец с Миронычем оказались на одной волне. Придётся мне мамины страхи брать на себя, особенно те, о которых внятно рассказать не получится. И вообще, что я дома расскажу, а о чём умолчу — видно будет; а только ни Иванну, ни Мироныча оговорить не дам.

Продолжение следует…