Плата за мир: Небо в клеточку

Шестая глава повести. В отделении милиции. Предыдущая глава здесь.

Глава 6. Небо в клеточку

Первой в кабинет вызвали Иванну, а меня в наручниках оставили за дверью, под присмотром водителя.

Вдоль стены стояли три доисторических скрипучих фанерных кресла, сбитые в один массив и давно списанные, похоже, из какого-то актового зала. Развороченный и опаленный окурками дермантин обшивок явно указывал на то, что они не понравились не только мне. Ещё бы, сидя на них человек ногами почти доставал до противоположной стены. У проходящего по коридору оставалось два варианта просочиться дальше: по ногам, или спиной по белёной стене, но, судя по целой побелке на стенах, первым пользовались чаще.

Руки почти не ныли, хотя запястья сталь наручников прищемила туго.

Наконец, Чемеризов вывел Иванну в коридор, но, вместо выхода, посадил её на соседнее кресло и кивнул мне:

— Заходи…

Комната, куда меня привели для допроса, ничем особенным не выделялась: тёмный полированный стол с белыми царапинами, кресло поудобнее для хозяина кабинета и три стула попроще — для посетителей. Принадлежность к милиции кроме казённых окрашенных стен, выдавала, разве только, решетка на окне. Правда, неизвестно, кого и от кого она охраняла.

Чемеризов из рук в руки передал меня русоволосому лейтенанту и вышел в коридор, придерживая рукой разодранную штанину.

Мы с лейтенантом на какое-то время остались одни. Положив перед собой папку и взяв чистый лист он приготовился писать.

— Как тебя зовут, лейтенант?, — поинтересовался я. — Не для протокола…

— Гонта Алексей Дмитриевич.

— Давай так, Алексей, — вы девушку отпускаете, а мы всё как мужики решаем. Идёт?

Он посмотрел на меня исподлобья, ухмыльнулся и сказал:

— Если ты про гражданку Тернину (я впервые услышал фамилию Иванны), — то её никто не держит.
Она — дочь уважаемого человека, работает в районной поликлинике, мы к ней раз в год всем отделением на медосмотр ходим, да и в посёлке её знают хорошо. В общем, по её непричастности у меня вопросов нет. Она сама там тебя дождаться попросилась.

С тобой, вот, ничего не ясно, поэтому, раз хочешь решить “как мужики” — сразу к делу: фамилия, имя, отчество и год рождения…

— Шульгин Никита Степанович. 1991…

Лейтенанту я рассказал много больше, чем старшему сержанту Чемеризову, да и реагировал он, на мои повествования как-то более адекватно. В протокол попали и наше знакомство с Олегом, и встреча с Вадиком, и история с пистолетом. Но про тот проклятый сон, почему-то никак не хотелось рассказывать, хотя без него вся история имела много белых пятен. Да и запах жжёного волоса никуда не делся.

Вот, ведь, по-настоящему палёным запахло…

Алексей уже заканчивал четвёртый лист, когда в дверь постучали и на пороге появился Чемеризов в форменном пиджаке, кожаных туфлях и синих спортивных брюках с адидасовскими лампасами. Несмотря на комичный костюм вид старший сержант имел крайне решительный.

— Дмитрич, ты на бредни этого му%&ка сильно уши-то не развешивай. Мне из больницы позвонили, пострадавший в себя пришёл, пока отдыхает в реанимации, но уже рвётся давать показания. И сдаётся мне про гангстера нашего разговор будет оч-чень занимательный.

— Не знаю, что он там ещё интересного расскажет, а только искать вам надо коллегу Вадима, водит тёмно-синий «Рено-Магнум». Номера не скажу, не видел.

— Откуда информация, Шульгин? — спросил удивлённый лейтенант.

— Оттуда же, откуда и про его брюки, — я кивнул на гоп-мента Чемеризова. — У старшего сержанта спросите.

— Кстати, что с брюками, Чемеризов? Почему не по форме?

— Свои дверью дежурки продрал, а другие из шкафчика стирать забрал вчера… Этот «прорицатель» просто пальцем в небо попал, не верю я ему.

— Сдались мне твои портки, старшой. Просто, когда ты у меня нож из рюкзака стащить решил, я тебе ещё нитки на сдачу предложил, что ж ты забыл-то?

Лейтенант уставился на Чемеризова в упор, тот от неожиданности аж порозовел.

— Врёт он, не было никакого ножа!

— Ну да, Böker чёрный это не нож, так, перочинка. Вытащи-ка из внутреннего кармана с удостоверением, покажи лейтенанту.

Старший сержант стал совсем пунцовым и заскрипел зубами:

— Чё за х?%ня, о чём он, Дмитрич?!

Видимо, о повадках старшего сержанта Алексей имел представление, и потому хищно прищурился и рявкнул:

— Нож на стол и вон отсюда!!!

Потоптавшись на месте Чемеризов вытащил нож из кителя, положил его на стол и, отвернувшись от лейтенанта к выходу, тихо пробубнил:

— Ну всё, турист, теперь ты попал. До утра не доживёшь.

— Вон, я сказал! — напутствовал его в спину Алексей, и, когда дверь за сержантом закрылась, с интересом посмотрел на меня:

— Это что за фокусы? Откуда ты знаешь?

— Понятия не имею, — честно признался я. — Само на язык ложится.

— Значит так, “мужик”: ты сейчас в КПЗ сядешь, а я сам в больницу съезжу и остальные твои показания проверю. Если подтвердятся твои слова, то ты свободен с моими извинениями, если нет — мы на тебя заводим дело. Шутить я не намерен, разберусь — тогда и поговорим.

— Ладно. Только вещи мои к себе в кабинет забери, а то сержант ещё что-нибудь свинтит, и Иванне скажи, чтобы домой шла.

— Скажу. Но фокусничать тут больше не надо, Чемеризов — мужик злопамятный. Рядовой Ракитин! В КПЗ задержанного!

Камера предварительного заключения была оборудована в противоположном конце коридора. Сварная дверь из арматурных прутьев и уголка, скрипнув, захлопнулась и отгородила меня от внешнего мира.

Три стены, облицованные до потолка казённой бирюзовой плиткой, крашеная белым решётка, зашарканый пол из линолеума, длинная лампа на потолке и две зелёные лавки на железных ножках, приваренные к полу вдоль стен так, что образовывали прямой угол.

Я присел на край лавки и постарался мысленно представить, что уже вышел из милиции.

Бреду себе по посёлку, перешагивая лужи на щербатом тротуаре, а навстречу мне — Олег.
Укоризненно качает головой, улыбается и говорит:
— Что ж ты начудил-то без меня, Никита? Вещи грязные оставил, а сам из дома сбежал, в историю вляпался. Одного совсем оставлять нельзя, как за маленьким смотреть надо…
Не сводя с него взгляда, я присел на скамью возле подъезда и решил подождать, пока он подойдёт ближе. В этот момент, будто бы на солнце накатилось облако, свет стал более тусклым, а голос Олега, меняя модуляцию и слегка растягивая слоги проговорил:
— Давай, поднимайся и иди сюда, игрушки закончились. Я тебя предупреждал.
Ничего не понимая, я встал, сделал шаг и получил мощный удар в челюсть, и спустя мгновение, падая, ударился затылком о стену.

Проморгавшись, и наведя резкость я опять вернулся в казённую обстановку КПЗ.

Рассеченная губа и голова болели сильно но терпимо, рот быстро набирался кровью, но челюсть уцелела и даже все зубы были на месте. Решётчатая дверь камеры оказалась распахнута настежь, надо мной склонился Чемеризов, и с вонючим прокуренным выдохом констатировал:

— Не подох. Живучий, бл*%ь, но щас я это поправлю.

По всему телу разлилась противная слабость, и в этот момент откуда-то пришло ощущение уверенности в том, что всё образуется, нужно только потянуть время.

— Подожди, старшой, главного я тебе ещё не сказал… — с трудом ворочая набухающей губой проговорил я.

«Мститель» озадаченно ослабил хватку за воротник и уставился на меня.

— Блей, давай. Только по-быстрому, а то кулаки сильно чешутся. За всё щас огребёшь!

Ничего подобного больничному «прозрению» я не ощущал, разве что вкус крови во рту. Пришлось сымпровизировать:

— Как скажешь… хотел подробнее, но, раз ты торопишься — тогда без объяснений. До конца дня ты сядешь сюда сам и своими ногами уже отсюда не выйдешь.

— Это ещё почему?

— У кулаков своих спроси… Что ж ты? Давай, кончай дело, хватит сопли возить.

Но продолжать мент не спешил. Зацепило, видно, “пророчество”.

— Не, серьёзно. Ты чё так решил? Меня? Сюда? За что?

Я потрогал губу, которая уже порядком надулась и повела лицо влево, и попытался облизнуть её. Не вышло.

— За то, что ты главного свидетеля укокошишь, дебил. Через час вернётся Гонта, принесёт новости из больницы слово в слово, как я говорил. Увидит что ты душу свою потешил — и тебя самого определит сюда. Ты-то в отделе не на лучшем счету, так что даже не вариант — факт реальный. Ещё через полчаса мой друг придёт — мирный такой бульдозер. За меня он тебе тут потроха и выймет. И спрашивать не будет — кто такой и как звали, когда живым был. Тебя, кстати, как зовут?

— Ты это, бл% …

— Это ты, бл%! Слушай и запоминай, если есть чем: сейчас ты меня выведешь в туалет, я там умоюсь и потом вернусь обратно, дожидаться лейтенанта. Бегать мне резона нет. А надумаешь кулаки почесать — будет так, как я сказал. Если сомневаешься — пробуй по-своему.

Чемеризов почти не сомневался. А я, наконец-то, смог собраться с силами и встать с лавки.

Что до достоверности «прозрения», то я ошибся и не единожды — Олег и лейтенант пришли одновременно. А заодно и участковый, и Иванна, и даже Мироныч… В галдеже и бюрократии Чемеризов как-то сам потерялся, но и искать его не хотелось…

Да и зачем: сказать, мол, извини, не в то разглядел, так, халтура же, а не пророчество, что с неё возьмёшь?

Глава 7: Откровенное чудо