Тишь. Да травищи, да росы в колено,
Да ужом ускользающая в бездаль тропа.
Над степью барашки золотистое сено
Стригут из солнечного снопа.
Привиделось, или на деле,
Туман, что яд, и свист палаша.
В вниз головой опрокинутом теле
Пухом тополиным отлетает душа.
И Бог терпеливый, Бог всесильный,
Устав выгребать кровавый мул,
Вздыбил над степью звезду из глины,
Отпил с Ингула и душу вдохнул.
А там и город по царской воле,
Подмяв под собой ковыля настил,
Сквозь кровь казачью, на рваном поле
Врос в граниты и корни пустил.
И замер город, покорный Знаку,
Весь в мирных снах и тихих делах...
Но видно бешеную собаку
Зарыли где то в твоих валах.
Я, как и ты, всЁ из той же глины,
Хотя и признаться в том нелегко,
Как я готов с оскалом звериным
До тошноты пить твоЁ молоко.
Каждым цветком твоим, каждой веткой
В солнце ласкаться, как Бог в раю.
Или собакою с черной меткой
Лакать из лужи луну твою.
А ты отвергал меня, как чужого.
Ты корчил рожи мне дико вслед.
Ты ненавидел снова и снова
Шепота моего щемящий бред.
По-одиночке, а то и скопом
Тебя ошаманили бубненьем слов.
Но!
Обливаясь хвалебным сиропом,
Ты презирал своих холуЁв.
Проулков махровых пьянь объятий,
ХолЁного центра чужая родня...
Я знаю, маленький мой предатель,
Я точно знаю, ты любишь меня.
Весь в снах золотых, что в лучах каретных,
Ты лгал, ворожил мне в пути непростом,
Что может я твой величайший из смертных,
А может... бессмертный? Кто знает о том...
А небе омуты грома и света,
Ливнем хлещет с вокзальных крыш.
И всЁ равно --
да! я знаю про это --
Ты рад мне,
маленький мой Париж!
Я - гость желанный, я - путник нежданный,
Я - блудный сын, что спешит домой.
Я ненавижу тебя
За тайну
Этой любви,
Дивный ангел мой.
