Гостиная Валерия Левачкова. В этой рубрике — выставка работ моих друзей.
Хотите попробовать здесь свои силы? Нет ничего проще — регистрируйтесь и размещайте.
Новым друзьям здесь рады всегда, а старым — в особенности.
После Освобождения Новороссийска пути-дороги малоземельцев разошлись. Одним путь выпал в Крым, Севастополь (где и я был), другим — на Карпаты, третьим — на Киев, Берлин, Прагу. Испытанным десантникам пришлось форсировать еще не одну водную преграду — Керченский пролив, Днепр, Вислу, Дунай, Одер, Шпрее. Войну они закончили в зарубежных краях — в Германии, Чехословакии, Румынии, Венгрии.
Нелегок был этот почти двухлетний путь. Многие малоземельцы сложили свои головы в тяжелых боях. Оставшиеся в живых после войны демобилизовались и разъехались в разные концы нашей необъятной страны. У каждого фронтовика события запечатлелись на всю жизнь: у одного — бои за Севастополь, у другого — битва на Волге, у третьего — Курская дуга.
Но у тех, кто в февральские ночи высаживался на берег Мысхака, навсегда осталась в памяти Малая земля. После войны многие из них приезжали в Новороссийск, но встретиться нам, малоземельцам, собраться вместе многие годы не удавалось. А очень хотелось. Каждый из нас с чувством, нам одним ведомым, пел песню: «Где же вы теперь, друзья-однополчане», и мечтал, как о самом заветном, обнять своих друзей, с которыми сроднился на пятачке земли.
С пополнением прибыл в наш взвод разведки новый солдат, по возрасту старше многих из нас, в очках, с бледным лицом, серьезный и немногословный. Когда мы с ним познакомились, то выяснилось, что мы почти земляки — я курский, а он воронежский. Звали его Митей.
Удивил он всех нас, когда мы разбирали свои винтовки. Он брал в руки винтовку с таким отвращением и страхом, словно это была змея, стрелять же наотрез отказался.
Вскоре странности его объяснились. Оказалось, он баптист. Ребята-комсомольцы пытались его убеждать, ничто не помогло. Все время он твердил: «Вера наша запрещает убивать человека». Как только начинался бой, то ребята шутили: «Запасайся молитвами, Митя. Фашистов божьим словом вразумлять будешь». А политруку Довыдянсу говорили: «И зачем берут в наш взвод этого божьего помазанника? Что толку, ведь в первом бою погибнет».
— «Ничего, ребята, — успокаивал политрук, — война его научит». Умница был наш политрук. Умел наперед видеть. К удивлению бойцов и командиров парнем не робкого десятка показал себя Митя. Смело ходил в атаки, презирал смерть! Вот только винтовка всегда висела у него за спиной. В перерывах между боями легко раненые бойцы упрекали его: «Стрелял бы ты, Митя, глядишь, убил бы того фашиста, что нас ранил, а других — насмерть…». Чувствовалось, укоры товарищей доставляли Мите невыносимую боль. Он опускал глаза.
