Плата за мир: Гармония пустоты

Повесть «Плата за мир» продолжается. Каким было приземление Никиты и чем окончился злополучный вечер? Предыдущую главу читайте здесь.

Глава 11. Гармония пустоты

Сначала появились голоса. Их было много: громких и приглушённых, приятных и резких, но рокотавших будто из бочки. Понять, о чём они между собой совещались, что пытались мне сказать, и пытались ли, было практически невозможно. Отчаянно захотелось закрыть уши ладонями и отчего-то крепко зажмуриться.

Но, вместо этого я расслабил слух, пытаясь разобраться где нахожусь, что вокруг меня происходит и хоть немного успокоиться.

Покоя не давала отстраненная реакция Иванки на миронычеву дарственную, а ещё больше — резкая перемена её настроения после моего предложения.

— У-у-упы, а-аве а э-о де-еа-ююю… — невнятно пробубнило откуда-то иванкиным голосом.

— Что-что? — Я машинально напрягся и попытался уловить смысл фразы.

— Глупый, разве так это делают, предложение-то? — насмешливо и чётко повторила Иванка. — Понятно, мне тебя познакомить не с кем уже, но с Миронычем ты-то свиделся, да и сговорился по-тихому. А со своими родителями когда меня знакомить собирался, после свадьбы, что ли?

— Без твоего согласия никакие другие договоры смысла не имеют. Ты же не согласилась?!

— А ты, как я вижу, и рад отказу?

— Вообще-то, завтра хотел тебя в город украсть, заодно и с родителями встретились бы — попытался выкрутиться я, вдруг отчётливо осознав, что и в самом деле хотел бы это сделать. — Вот только поликлиника поселковая как же… тебе утром на работу. Смена двенадцатичасовая?

— Нет, я не посменно дежурю, обычные «пять рабочих — два выходных».

— Так поехали завтра вечером, а утром я тебя обратно верну, годится?

— Планы у тебя, как я вижу, наполеоновские. А ну-ка, встать без посторонней помощи сумеешь?

— Да, запросто, — хохотнул я, и вдруг запоздало понял, что абсолютно не чувствую своего тела. И не вижу никого, даже Иванки, только слышу её спокойный чуть грустноватый голос.

Правду говорят, настоящим джентльменам никак не светит быть вместе с истинными леди: джентльмены не станут предлагать руку и сердце дважды, а леди не должны соглашаться сразу.

— Не получится пока, Никита; да это, глядишь — и к лучшему.

— Иванка, а что это со мной?

— Не знаю… Внешне — ничего серьёзного, а внутреннее твоё состояние я оценить не могу, не то, что некоторые. Что ты видишь?

— Я вообще ничего не вижу. Слышу вот тебя только чётко, остальное — как в ванной. Шум один.

— Вот и слушай. Себя. Внимательно только, может подскажешь что…

— А что подсказывать-то? Я помню немного: по голове дверью прилетело, упал, потом за руки — за ноги волокли, потом колодец какой-то. Лечу вниз головой — и всё. А сейчас, вот, твой голос слышу и ещё какие-то голоса, много — не разобрать о чём… Ответить только тебе получается.

— Другие о тебе думают, да не тебе это адресуют, оттого и выходит невнятно. Вы с Миронычем за столом бубнили о своём — я только интонацию разговора уловить и могла.

— Мы же мысленно общались! Ты что, и мысли читать умеешь? — в который раз обалдел я и даже попытался обидеться. Не получилось.

— Чуть-чуть совсем. Многого не слышу, а ещё большего — сама слышать не хочу. Ты-то мысли получше меня улавливаешь. Давно ли?

— Похоже, только здесь, в посёлке всё и началось.

— Так Мироныч и говорил. Повторюсь, слушай себя внимательно, сам пытайся понять что с тобой. Если что, зови меня. Я рядом.

— А Мироныч тоже услышит?

— Если позовешь — непременно.

— И даже если не позовёшь, — спокойно и внятно прорезался голос Мироныча.

— Андрей Мироныч, что со мной, где я?

— Я знаю что произошло, и где ты физически. Об остальном догадываюсь, но важно, чтобы ты эту задачу сам решил. Как это сейчас модно называть: квест — выйди из комнаты. Только подсказки у тебя уже есть — все и сразу.

— И надолго я здесь?

— Надеюсь, что нет. Определишь, где ты и что с тобой — выход и появится.

— А произошло-то что? Кто меня дверью по лбу саданул?

— Я. Собственно, вариантов-то было немного: или дверь, или пуля. В тебя стреляли, Ник.

— Кто? За что?

— Чемеризов. Его лейтенант Гонта рапорт об увольнении заставил написать. А с таким психотипом, как у Егора нашего, в посёлке одна перспектива — спиваться. Работы нормальной у него теперь не будет, шабашки только; в органы с таким послужным — никак, и в охрану тоже. По нашей «деревне» уже все в курсе подробностей. Достаточный мотив, как по-твоему?

— Более, чем… Но табельный пистолет-то он сдал, из чего тогда палил? И почему один раз? Психи на удачу не рассчитывают, всю обойму садят, чтобы наверняка.

— А ты, вижу, сталкивался с психами?… Стрелял он из «люгера», того самого, который у тебя изъял при задержании. Из сейфа служебного спёр. Патрон только один из «макарова» в обойму сверху дозарядил, сдуру или от жадности, вот он тебя от расстрела и спас. Заодно и нас тоже.

— То есть?

— Гильзу в стволе выстрелом запрессовало; выбрасыватель не зацепился — и всё, никакой бойни. Боеприпасы у «люгера» и «макарова» почти одинаковые, но пуля у ПМ чуть толще, а гильза парабеллумовская на миллиметр длиннее. Люгер в техническом плане — машинка более нежная, ствол мягкий, чуть что — клинит. Сергей-то, иванкин отец, «родными» патронами из пистолета стрелял, потому ствол и не раздолбанный остался. Благодари его за заботу.

— Благодарю.

— Да, на здоровье! — отозвался густой мужской голос, которого я не знал. — Обратно вернёшься — не забудь пистолет найти и сдать, как полагается.

— Ох, ты ж, ёшкин кот! — вырвалось у меня. — Кто это?

— Тернин Сергей Павлович, папа Иванны, — представился голос.

Видимо, в этот момент я разволновался настолько, что выдал нечто ещё более нецензурное и многоэтажное, на что Мироныч спокойно парировал:

— Канал не засоряй, по своему же мусору выгребать потом будешь.

— Просто иногда матом не только говорить, но и думать выходит. Это не со зла, по привычке, — пристыжено сказал я, а Сергей Павлович с весельем подытожил:

— Да, наоборот здорово, что Иванна нормального мужика встретила. И когда б ещё поговорили? Но, прошу прощения — нам с дочей тут надо пошептаться, пока случай предоставился.

— Приятно познакомиться, — ляпнул я, и снова обратился к Миронычу. — А что Вы Чемеризову за мимострел припомнили в отделении?

— Смотри-ка, молодец, я думал — и не заметишь!

Да, была история: его как-то с большим начальником из области на охоту отправили. Кабана брали, все мужики серьёзные едут, ответственные, упакованные. А наш Егорка — загонщиком, стало быть.

Егеря зверя ведут, им помочь — и работа сделана, да наш герой сам пальнуть задумал. Ружьё наготове было, вот только дробью снаряженое. А дальше всё закрутилось очень быстро…

Кабана чиновник едва ранил, зверь осатанел и понёсся на обидчика. Начальник удирать повернулся, а тут и Егор жахнул. Когда кабану в филейную часть заряд дроби от Чемеризова прилетел, тот не только назад не повернул, но ещё и ускорился.

Начальника от кабана еле спас Гонта, заваливший зверя в лоб; а потом выяснилось, что одна дробина досталась и чину, когда тот кабану тыл показал. Повезли его в поликлинику и Иванка из важного окорока доставала чемеризовский «сувенир».

— Да уж, анекдот. Так, вроде, сложилось, где я нахожусь — а обратно мне когда можно будет?

— Вроде, в огороде… Ты что, серьёзно решил, что пополнил ряды призраков? Ник, не о том ты — слушай и постарайся настроиться…

— Настроишься тут, я ж не чувствую ничего!

— А видишь что?

— Глаз не чувствую, рта не чувствую, ушей — тоже не чувствую. Всё перечислять?

— О, конкретика пошла. Но ты-то слышишь, и даже отвечаешь! А как?

— Мысленно, наверное.

— То есть, думать есть чем. Уже неплохо. Дальше слушай и сопоставляй логически…

— А что тут сопоставлять? Тела нет, эмоции в наличии. Могу общаться с живыми и умершими, но только с теми, кто способен слышать мои мысли и отвечать на них. Чужие мысли слышу невнятно, гул как в зале. Сказал бы, что это похоже на какое-то измерение, где находятся мысли людей и их память отдельно от тела.

— Явь. Навь. Правь. — слышал про такое?

— Велесова книга, кажется. Угадал?

— Почти. Там иначе трактуют каждое измерение, но какими-то терминами всё-равно нужно пользоваться? Давай-ка, я объясню их по-своему:

Явь — физическая жизненная составляющая, обычно представляется светлой стороной жизни. Ещё бы, самая понятная любому человеку суть. Животная, без намёка на мыслительный процесс.

Навь — её мысленная, ментальная часть; здесь часто сгущают краски, а то и вовсе рисуют всё непроглядным мраком. Здесь наши переживания, воспоминания и прочий «сырой» материал человеческого разума.

А вот Правь — это не религия, а знания и опыт поколений. Это тот путь, которым всем нам надлежит развиваться, но главная сложность в открытии Прави — гармония. Только достигая баланса между чувствами и разумом, между Явью и Навью, мы можем постигать Правь.

Ты сейчас в Нави — здесь можно недолго «поговорить» с теми, кого ты знал или знаешь. Или с теми, кому очень сильно нужно, что-то тебе сказать. Такие, бывает, и в сновидениях являются, даром, что снам у нас давно веры нет.

Пообщаться получается даже с «отъявленными» — это не о плохих, а о тех, кто уже не в Яви с нами. Иванкин папа, к примеру. Навь помогает успокоиться, почувствовать уверенность в собственных силах. Но за знаниями тебе — не сюда. Собственные мысли и чувства иногда подсказывают верный выход, но правильный путь бывает только…

— … в Прави, ясно. А попасть в Правь из одной Нави — невозможно. Как и из одной Яви. Похоже, будто идёшь по коньку крыши: потеряешь равновесие — по скату соскользнёшь. А почему люди в Нави себя редко контролируют?

— Человек существует в нескольких измерениях одновременно. Но управлять может только тем, в котором себя ощущает целым и неделимым. Чаще всего — это Явь. Там особо и напрягаться не надо — материя осязаема и ощутима. С Навью сложнее, поскольку ощутить, что ты — это то, о чём ты думаешь, хочется немногим. Чистые помыслы в наше время — большая редкость.

— Пять минут назад на себе прочувствовал, можно не объяснять.

— Ну, раз сам понял, пора возвращаться.

— И что делать надо?

— Смотри внимательно.

— Смешно… нечем же!

— А представь, что есть чем. Какой цвет тебе больше нравится, тот и представь!

Я попытался представить, но получался только самый тёмный оттенок чёрного. Мгла обволокла моё сознание, но вместе с ней пришло и долгожданное умиротворение.

И вдруг, на миг, мне показалось, что в одном месте я вижу чуть более светлое пятно.

Отчаянно пытаясь понять, как это вообще возможно, я со всей тщательностью вглядывался в темноту, будто в трубу окуляра, ища ту самую светлую прогалину, и абсолютно забыв о том, что не могу видеть физически. Границ у трубы не было, просто сфокусировать внимание удавалось только на небольшом пространстве.

Пятно нашлось снова. Теперь оно стало ещё чуть светлее, а рядом с ним нашлась мерцающая светящаяся точка. Фон изменился с непроглядно чёрного на какой-то тёмно-тёмно-синий, и пятно стало стремительно набирать яркость. Я увидел ещё одну точку, затем ещё и ещё. Белые яркие точки разных оттенков стали наполнять «трубу», делая из неё затейливый калейдоскоп. Они двигались с разной скоростью в разных направлениях, наплывали друг на друга и меняли температуру свечения. Потом к ним добавились какие-то прозрачные радужные облака и кучерявые клубы пара.

Пожалуй, это было самым прекрасным пейзажем из всего, что я когда-либо видел.

— Первая звезда в твоём сознании — это твой дом. Наш дом, откуда много-много лет назад мы пришли на Землю.

— Красиво как! Я и не думал, что в Нави бывает так красиво!

— Ты не в Нави. Это Правь — единственный путь в любом измерении, доступный живым. Идёшь?

— Как? Тела-то нет?

— Как обычно. К свету тянись — и полетели.

Я сделал маленькое усилие — и вдруг все ощущения вернулись с такой ясностью и силой, что впору было по-настоящему ослепнуть и оглохнуть. На лбу заныла свежая шишка, уши заложило от шума крови в сосудах, а свет луны занозой воткнулся под веки. Откуда-то навалились запахи, но уже без плесени или жженого пера.

Знакомые руки погладили моё лицо, а родной иванкин голос тихо произнес:

— Привет, путешественник. С возвращением.

Глава 12: Архивное будущее