Плата за мир: Больничная история

Этой записью начинается повесть «Плата за мир», которая будет публиковаться отдельным циклом в рубрике «Рассказы».
Критические замечания и корректуры принимаются с благодарностью.

Пролог

Вы знаете, что с Вами случится завтра?
А через неделю?
Нет?

Меня спросите, меня — кто Вам ещё правду расскажет…

Можете, конечно, с гадалками да колдунами пообщаться, но только они предположат, а я — наверняка скажу.

Хотите с себя начну, раз Вам страшно?

Пожалуйста: вечером я выиграю в лотерею, а через неделю меня уже не будет в живых.

Необузданная жажда приключений сделала меня законченным циником в неполные двадцать пять. Среднего роста, средней упитанности — в общем, почти неизвестный герой из стихотворного рассказа Самуила Маршака, если бы ГТО не отменили, да у меня стойкого рвотного рефлекса к партийной принадлежности не было.

И ещё, кепки я с детства терпеть не могу.

«Никому не верить и ничего не бояться» — этот девиз достался бензобаку по наследству от прежнего хозяина моего мотоцикла и намертво впечатался в мое сердце.

В компании таких же прожигателей бензина и масла, глотателей пыли из-под колес и бесшабашных искателей приключений, километры дороги до отказа намотались на счетчик спидометра, прежде, чем мой железный конь почил на городской свалке металлолома.

Глава 1. Больничная история

В больнице, куда меня привезли сращивать переломы, известие о не ремонтопригодности мотоцикла расстроило меня больше, чем солидный срок до выписки. Ночами я таращился в темный потолок, пока вокруг видимой области не начинало клубиться странное марево, и вспоминал, вспоминал…

Вконец обалдев от бездействия, я стал приставать с расспросами к своим сопалатникам-«самолетам».
Не может, ведь, человек просто так изломаться вдребезги? А тут — целый заповедник из растопыренных конечностей в гипсе, и у каждого — своя история.
Оказалось, не зря расспрашивал; после двух вполне обычных услышал вот какую историю:

«Есть в нашем поселке мужик один, с виду — нормальный: компанию поддержать или помочь — завсегда. Но один раз в месяц ночью бродит по округе, как лунатик, а всякому, кого встретит, будущее предсказывает, и всегда исполняются предсказания.
Интересно, что на следующий день помнит, о чём вещал накануне, но откуда знает что говорить надо — понятия не имеет.
Думали люди, что такое с ним с перепою случается, а потом уследили — нет, не пьет перед этим с неделю, а то и больше. Кажут, это с ним после случая в поле, когда его молния чуть не до смерти стукнула».

— Ну и что с тобой произошло-то? — сочувственно, но не без издевки, спросил я у громадного белобрысого рассказчика, которого звали Олегом. — Не то спросил, или не угадал настроение вашего «ведуна»?

Остальные загипсованные загоготали. Повествователь, добродушно улыбнулся и ответил:

— Да, поверил я его предсказанию. А он на мне-то и ошибся… Сказал, что встреча у меня случится счастливая с судьбой моей, а случилась фура дальнобойная, когда назад, в поселок шел. И зацепила, говорят, не сильно, а в бинтах прогипсованных уже битый месяц. Счастья не нашел, а здоровье потерял. И парня-дальнобойщика жалко: сидеть ему еще года полтора.

Тут уже смеялись все, громко, долго. Мои сломанные ребра ныли о покое, но прошло минуты три, прежде, чем удалось обуздать этот дурносмех. Троим лежачим, даже пришлось вызывать сиделку с уткой. Со всех сторон на «естествоиспытателя» сыпались реплики соседей:

— Ну и юморист твой лунатик-землячок. И знал же, наверное, что за счастьем люди куда угодно пойдут!
— Так это фура твоё счастье-то?
— И зачем тебе столько сразу? Пожадничал, сознайся, там следом, небось, легковушка кралась, а ты решил не мелочиться?
И лишь после укора самого старшего из нас, молчаливого Аркадия Власыча, с загипсованными поперек от ладони до ладони руками, мы немного пришли в себя.

А пару дней спустя вся наша палата, обжигаясь завистью, следила за началом красивого романа черноглазой медсестрички Лены и нашего курносого «любителя грузовиков». Мои же мысли всё чаще возвращались к «пророку»: хотелось о своём будущем его расспросить, а, если получится, то и самому шаманить научиться.

Ещё через месяц счастливая пара вовсю обсуждала предстоящую свадьбу, а меня пригласили на нее свидетелем. До выписки оставалось уже немного и мы, опираясь на увесистые тросточки с резиновыми набалдашниками и слегка хромая, прогуливались по коридорам до темноты, и смаковали грядущее мероприятие во всех ракурсах и склонениях.

В ту ночь мне что-то не спалось…

— Олег.

— У?

— Не спишь, значит… Слушай, а на вашей свадьбе этот «колдун» будет, что тебе гадал на будущее?

— Угу.

— Познакомишь?

— Угу… А тебе зачем?

— Сам не пойму, если честно. Много есть такого, о чём узнать хочется.

Голос Олега неожиданно утратил сонные нотки и стал чётким:

— Послушай, я ж не случайно тогда в шутку рассказ обернул. На самом деле в нём шуточного  мало — мистики больше. Мироныч наш, он, ведь, не просто предсказывает, он кое-что в уплату берёт…

— Вот как? И чего же стоит его предсказание?

— Для кого как… У меня, к примеру, еще малая цена вышла — подумаешь, переломы. А у друга моего после миронычевых «откровений» вся жизнь наперекосяк пошла: семья развалилась, работу потерял, заболел тяжело. Пойди пойми, было бы всё это, кабы не знал он того, что ему ведун рассказал?

Да и у остальных собеседников что-нибудь пропало: у кого голос певческий красивый, у кого шевелюра роскошная, у кого сила физическая природная.

И Мироныч этого не перенимает, и от людей уходит, как в песок. Так что, познакомить — познакомлю, а про будущее думай сам: чем больше вопросов задашь, тем больше плата будет.

А ещё и время подгадать надо, когда на него «найдёт». Хотя в последние год-два это с ним всё чаще случается.

— Со временем — это не вопрос. А цена… про цену подумаю. Спокойной ночи.

— А он тебя и не спросит о цене. Ты только потом узнаешь, чего тебе это стоило. Спи, давай.

И приснилось мне тогда белое заснеженное поле, ветер колючий и ослепительное солнце в зените. Ни спрятаться, ни укрыться негде, а сверху откуда-то голос громкий, словно в трубу грохочет, но слова еле различимые: «Просыпайся, нельзя тут спать. Встава-а-а-ай!»

Открываю глаза, а я и не в больнице вовсе: какая-то котельная, толстые трубы в бурой стекловате по сторонам коридора двумя штабелями, лампочка в банке и «наморднике» под потолком еле светит, надо мной склонилась тётка в фуфайке и орёт:

— Живой? Фу-ты, напугал. Ты ж на паропроводе лёг, самоубивец! Хорошо, что меня Бог надоумил обход сделать перед тем, как клапан открыла. Сварился бы заживо, изоляция совсем худая! Вставай, нельзя тут спать!

Пытаюсь проморгаться, понять ничего не могу: где я, как сюда попал — не помню и всё. Встал — кости не болят, глянул на одежду — не грязно-кирпичный больничный халат, а нормальный свитер с джинсами, на ногах вместо шлёпанцев кроссовки. Во рту вкус жженого пера, голова раскалывается… Дожился…

Так, отставить панику. Первым делом — уточняем диспозицию:

— Простите, а я где нахожусь?

— В котельной.

Расспрашивать как я сюда попал — глупо. Для неё самой сюрприз откуда я взялся. Теперь время:

— А который час не подскажете?

— Полтретьего ночи, сердешный. Где ж ты так набрался-то?

— Не помню, — получилось честно и убедительно.

Фуфаечная спасительница сочувственно покачала головой:

— Пойдём, я тебе хоть чайку заварю. По глазам вижу — не помешает.

И точно, не помешало, а вернувшись с обхода, баба Вера, слово за слово, рассказала и где нахожусь, и когда. Оказалось, что я в олеговом посёлке, прошло уже полгода, как из больницы выписался, свадьбу Олег вчера отыграл, а я, судя по всему, с Миронычем уже тоже познакомился.

Вот так и проходит жизнь холостяцкая: в чудачествах да попытках вылечить амнезию.

Ладно, теперь пора подумать о том, как домой попасть — денег при беглом осмотре замечено не было, но паспорт имелся.

Попрощавшись с бабой Верой я выбрался из котельной и, ёжась в утреннем осеннем тумане, решил ехать автостопом. То, что денег не было, не так важно, не все же водители зарабатывать пытаются на попутчиках — вон, дальнобойщик показался, может остановится?

Смотри-ка, точно останавливается!

Карабкаясь по лесенке в кабину «Рено Магнум» я пытался сам себе ответить, почему дальнобойщики подвозят автостопом чаще остальных: может скучно одному баранку крутить, а может солидарность бродяжья…

Размышления закончились сразу после встречи моей челюсти с кулаком, выброшенным водителем так стремительно, что я просто вылетел из кабины, целясь в придорожную канаву.

Сознание послушно отключилось.

В себя приходить не хотелось. Вкус жженого пера появился снова, уже вместе с солёной пряностью крови. Перед глазами проступили больничные шлёпанцы, зачем-то прибитые к стене, и, только окончательно проснувшись, я понял, что лежу на полу, под кроватью в своей же палате, а всё, что со мной случилось — сон.

Олег заворочался на своей растрёпанной койке и, потянувшись, пробубнил:

— Ты, это… познакомишься с Миронычем, слово даю, только не куролесь больше, дай поспать. Полночи тебя по палате догонял, всё ты куда-то бежать порывался. Видно, не просто так тебя к нему тянет.

Не просто так… что-то особенное должно было произойти именно после нашего с Миронычем знакомства, в этом я даже не сомневался.

Перед самой выпиской наш Власыч, только недавно согнувший руки в локтях, задумчиво так, провожая меня взглядом обронил:

«Смотрю, вот, и не верится, что больше нам свидеться не придётся. Хорошие Вы ребята, жаль только жизнь свою даром живёте».

Глава 2: Новая жизнь